С тех пор я повзрослел, да бывал там уже не раз, и совершенно иные вещи становились предметом моего интереса…
В общем, как писал о подобных вещах Гейне:
Где вы, сладкие томленья,
Робость юного осла?
Потому, не утратив прежней любви к рейнскому вину и Кёльнскому собору, сегодня, однако, буду говорить с вами о вещах более серьёзных.
31 декабря 2012 года. В России последние предновогодние судороги: стригутся тазы оливье, охлаждается «Советское шампанское». Я в городе Гельзенкирхен, что в земле Северный Рейн-Вестфалия. Температура на улице +17 по Цельсию, проливной дождь. Иду на кладбище. Не буду говорить о том (по крайней мере, не сегодня), что немцы не отмечают Новый год так, как мы, с апокалипсическим размахом, придавая этой ночи мощнейшее мистическое значение, которое может повлиять на всю последующую жизнь.
Всё там скромно и сдержанно. Поэтому, когда от друзей я узнал, что в городе имеется кладбище советских военнопленных, я и решил сразу отправиться туда, а дата 31 декабря никого из них в шок не повергла.
Гельзенкирхен (нем. Gelsen-kirchen) — город земельного подчинения на западе Германии, в земле Северный Рейн-Вестфалия. Расположен в северной части Рурской области, входит в административный округ Мюнстер. Население 257 981 человек (31 декабря 2010 года). Хотя район Buer впервые упоминается только в 1003 году н. э., в документах Гериберта фон Кёльна уже в бронзовом веке, более 1000 лет до нашей эры, на холме к северу от реки Эмшер проживали несколько германских охотничьих племён. Они жили не в поселениях, а в плотно расположенных друг к другу отдельных дворах. Позже римляне вошли в эти земли. В 700 г. н. э. территорию заселили саксы. Ещё ряд районов, которые сегодня находятся в северном Гельзенкирхене, упоминаются в раннем Средневековье. Вплоть до середины XIX века территория Гельзенкирхена и его окрестностей была мало заселена и характеризовалась исключительно аграрным производством. Вслед за открытием месторождения каменного угля, в Рурской области заботливо называемого «Чёрным Золотом», в 1840 году, и последовавшем за ним промышленной революцией, в 1847 году строится железная дорога по маршруту Кёльн — Минден, и открывается первый в Гельзенкирхене железнодорожный вокзал.
Раньше Гельзенкирхен, благодаря свечению горящих факелов, в которых коксовальные заводы сжигали лишний газ коксовой печи, назывался городом 1000 огней. В настоящее время в Германии и за её пределами Гельзенкирхен известен, прежде всего, как родина футбольного клуба «Шальке 04».
Так вот, кроме всех этих исторических подробностей, которыми жители города могут гордиться, есть то, за что им до сих пор совестно перед всем миром. В Гельзенкирхене находился штатлаг VIK 326, и существовал он с 1941 года. Через него прошли около 80 тысяч военнопленных. Там существует кладбище советских военнопленных.
Кроме того, в Гельзенкирхен-Хорсте в 1944 году находился дополнительный лагерь концлагеря Бухенвальд (доступ туда до сих пор закрыт, и мне удалось лишь украдкой сделать пару снимков через решётку). В лагере Гельзенберг на территории завода Gelsenberg Benzin AG были размещены примерно 2000 венгерских женщин и девушек, которых использовали в принудительном труде на предприятии. Примерно 150 из этих венгерских евреек погибли на производстве во время тяжёлых бомбардировок в сентябре 1944 года. Доступ в бункеры и в защитные сооружения для них был запрещён.
С 1933 по 1945 годы мэром города был назначен нацист Карл Энгельберт Бёмер, и сам город на это время стал, в каком-то смысле, одним из оплотов нацизма. Время всё расставляет на свои места. В 1994 году Институт городской истории открыл Документационный центр — «Гельзенкирхен во время национал-социализма».
Меня познакомили с несколькими жителями города, которые по собственной воле присматривают за захоронением советских военнопленных. Многие из них обеспеченные люди. Их семьи не пострадали от нацизма, просто они считают это делом совести, восстановлением исторической справедливости.
Венчаное шестиконечной звездой надгробие высится над массовым захоронением замученных в лагере евреев. Как-то совсем по-русски, прячась под тёмные кладбищенские ели, широко раскинулась братская могила советских военнопленных. Около 84‑х тысяч человек! Трава на месте погребения всегда аккуратно пострижена, памятник чист и ухожен. К нему немцы возлагают цветы.
В прошлом году в № 69 «Нашей жизни» от 20 июля я писал в статье «А имя им — забвенье» о состоянии пестовского кладбища немецких военнопленных, где картина прямо противоположная. Безусловно, это они, а не мы вероломно напали тихой июньской ночью. Безусловно, это они, а не мы сжигали города, душили газом, сдирали живьём кожу. Бе-зусловно, это они, а не мы мечтали быть хозяевами мира. Всё так. Кто-то скажет: они достойны такой посмертной участи – лежать среди сараев и помоищ. Возможно. Но ведь и сами наши солдаты к пленным относились иначе, чем к действующим солдатам вражеской армии. Может быть с мёртвых с них спрос другой?
А если прийти на гражданское кладбище Пестова, в тот самый «конец Пролетарской», что мы там увидим? Гигантские кучи мусора, расползшиеся от могил по всей дороге, выброшенные диваны, холодильники и унитазы. Неужели на этом кладбище также лежат наши враги — солдаты Гитлера, а не люди, ходившие рядом с нами по пестовской земле год, пять, десять лет назад? Значит дело не во внешних врагах. Английский философ Френсис Бэкон сказал: «Совесть народа в таком же состоянии, как его кладбища». Кто ж нам главный враг? Думай, голова, думай…